Актёры

 

 

 

 

Актёры ушедшие от нас
Наши современники
Актёры Саратовских театров
Студенты театрального факультета
Брегвадзе, Борис Яковлевич
Вартаньян, Анна Михайловна
Калисанов, Владимир Виленович
Краснов, Владимир Александрович
Каюров, Юрий Иванович
Миронов, Евгений Витальевич
Михайлов, Александр Яковлевич
Пускепалис, Сергей Витауто
Степанова, Ирина Владимировна
Табаков, Олег Павлович
Толмачёва, Лилия Михайловна
Шутова, Ливия Васильевна
Интервью с Эльвирой Данилиной
Рейтинг@Mail.ru
Фильмы с участием Юрия Каюрова
можно купить на Ozon.ru

1971 – Долгие проводы
1975 – Пропавшая экспедиция и Золотая речка

На главную страницу сайта Написать письмо Вопросы и ответы Карта сайта

Актёры | Юрий Иванович Каюров | Куда уходят дни? Монолог о театральной молодости

ЮРИЙ ИВАНОВИЧ КАЮРОВ
Куда уходят дни? Монолог о театральной молодости

Газета «Культура» № 38 (7345) 19 – 25 сентября 2002 г.

«Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать…»
И. Бродский

Юрий Каюров, один из корифеев Малого театра, 30 сентября отметит свой 75-летний юбилей. Сегодня мы предлагаем нашим читателям отрывок из его воспоминаний о студенческой и сценической юности, которая пришлась на 50-е – начало 60-х годов минувшего столетия.

Юрий Иванович Каюров
Юрий Иванович Каюров

Семь лет жизни в Ленинграде, городе, где все дышит историей, поэзией, где красота сопровождает тебя повсюду, куда бы ни шел, и вскинутые вверх руки разведенных мостов, кажется, благодарят само небо, а оно тревожным мерцающим светом, как прозрачным пологом, до самого утра нежно укрывает эту спящую каменную громаду… Семь лет юной, полной надежд и обещаний жизни, жизни студенческой, когда ничего не стоило пройти в любой театр и простоять все четыре часа, подпирая стенку, или приткнувшись в оркестровой яме, задрав голову, ловя каждое мгновение сценической жизни Мордвинова – Отелло, Черкасова – Мичурина, Николая Симонова – Федора Протасова, мхатовцев со всем их чеховским репертуаром, тогдашнего БДТ с неподражаемыми Полицеймако, Лариковым, Ольхиной, Казико… Было, на что и на кого посмотреть, не в этом ли неравнодушном лицезрении сих великих мастеров заключалась немалая часть нашей учебы? Да, до такой степени, что потом уже, в первые годы профессиональной работы, по совету главного режиссёра пришлось работать над тем, чтобы ликвидировать в речи излишний носовой звук. А ведь этот «недостаток» был присущ самому Черкасову, и расставаться с ленинградским, никак не французским прононсом было непросто, так просто это в тебя входило. Вообще, молодости свойственно подражательство, правда, потом это улетучивается без последствий, все приходит в норму. Да, наш Ленинградский государственный театральный институт имени А.Н. Островского учил студентов не только в стенах своих аудиторий, но и на подмостках почти всех ленинградских, да и гастролирующих московских театров. В спектакле Пушкинского (Александринского) театра «Суворов», роль которого блистательно играл К.С. Скоробогатов (кстати, им подписан мой диплом), мы брали Измаил. В «Адмирале Ушакове», хороший артист Корн его играл, мы в матросском строю приветствовали его громким «ура!». Сколько раз! Небескорыстно, конечно, не только из патриотических побуждений – нам, студентам, за эти баталии платили чуть ли не по 30 рублей (тогдашними деньгами). Какой приварок к скромной студенческой стипендии имели мы, чуть не каждый вечер сражаясь за Отечество с деревянными ружьями в руках. И грузином пришлось быть в постановке Г. Товстоногова на сцене Театра имени Ленинского комсомола «Из искры…», где молодого Сталина играл великолепный мастер Евгений Лебедев, тогда ещё молодой и начинающий свою карьеру в Ленинграде актёр. Но вот Малый театр привозит «Незабываемый 1919-й», и мы, надев матросскую форму, грудью встаем на защиту своего Петрограда. Патриотическое воспитание мы получали регулярно, в той, обруганной в свое время, драматургии периода так называемого культа личности.

У нас был неплохой выпускной спектакль «Васса Железнова». Роль Пятеркина, хоть и небольшая по объему, не сразу мне далась. Помог товарищ по курсу Ольгерд Тарасов, он был старше нас, в спектакле играл Прохора. Как-то на репетиции искали момент ухаживания за Людкой-полудурком, играла замечательная, деловая, энергичная Марина Лаврентьева, которая тоже любила давать советы. Ольгерд провел показ – как бы он это проделал. Весьма было убедительно и страшновато – для достижения цели Пятеркин пойдет до конца. Что-то сдвинулось, что-то было понято.

Был у нас на курсе и «Живой труп». Я играл старого цыгана, отца Маши. А уроки гитары, для того чтобы руководить цыганским хором, я брал у самого Сергея Александровича Сорокина – знаменитого тогда в театрах Ленинграда гитариста, настоящего знатока цыганской песни и музыканта. Успехи мои были невелики в области гитары, но, как говорится, музыки не портили, а вот грим был очень интересный. Мы часто эти спектакли играли на публике, набивая руку, а в это время решалась наша судьба, кого куда распределят.

«Где б мы ни были, ребята, все равно сюда придем, на родную Моховую, против ТЮЗа серый дом…» Это песня была такая институтская. Напротив тогда действительно находился ТЮЗ, и я помню возле своего детища – Брянцева, совсем на театрального деятеля не похожего, сутуловатого старичка с портфелем под мышкой, с белой, клинышком, профессорской бородкой. Его счастливые талантливые ученики: Нина Мамаева – Джульетта, Владимир Сошальский – Ромео. А в зале – старшие классы, на две трети девочки, на каждую реплику Ромео – гром аплодисментов! Так жаловали своих любимцев юные зрительницы начала пятидесятых годов.

Юрий Иванович Каюров
Юрий Иванович Каюров

Курс наш выпускной состоял в большинстве из ленинградцев, и многие сами поустраивались в разные театры на разные положения. Мне предложили Саратов.

Романы Федина «Первые радости», «Необыкновенное лето» были к тому времени читаны, полюбились, запомнились персонажи – Кирилл, Анночка, Цветухин, Пастухов, названия – Липки, Бабушкин взвоз.

В Саратов я приехал в конце августа. Жаркое волжское солнце выжгло зелень липок, свернуло листочки деревьев в жалкие хрустящие трубочки, под ногами пыль улиц, трамвай ходил от вокзала до пристани через весь город. Набережная напоминала старые биндюжные времена – горы тюков, мешки с воблой, цыганские костры, голопузые цыганята. В общем, не набережная, а какой-то табор. Приходил сверху пароход, табор шумно грузился и отбывал вниз, может, в астраханские степи, а тут как раз приходил пароход снизу, и другой табор шумно выкатывался и устраивался на теплом еще местечке. К самой набережной подступали одноэтажные деревянные дома и огороды, и все это имело вид того провинциального Саратова фединских «Первых радостей». В дополнение ко всему меня поселили в актёрское общежитие по ул. Кирова, 3 (бывшая Немецкая), возле консерватории – в то же самое, где проживали у Федина и Цветухин, и Мефодий, устраивая знаменитые вечеринки. Я почувствовал себя уютно и знакомо. Сам театр старинной кладки, с труппой сильной, опытной, актёрами, сделавшими бы честь любой столичной сцене, а на улицах города стайки загорелых красивых девушек, только успевай оборачиваться (какой контраст после ленинградской-то бледности), предстоящая работа – всё это настраивало на боевой, задорный лад. В голове бродили честолюбивые мечты, а когда узнал, что по Волге ходит пароход, хоть и буксир, но ходит по Волге и носит имя актёра местной труппы – «Степан Муратов», показалось, что жить в этом городе стоит, стоит и работать, да так, чтобы твой пароход пошел когда-нибудь в плавание. 15 лет, с того августовского дня, прожито в жарком и пыльном летом, тонувшем в белых сугробах зимой, городе. Ролей за эти годы сыграно столько, что хватило бы и на целую столичную жизнь. Тем и хороша провинция – работы актёру хватает, только успевай роли учить, но память хорошая, молодая, роли выучивались, игрались с большим или меньшим успехом, но ничто не проходило бесследно ни для тебя самого, ни для окружающих, твоих коллег по сцене, вниманием обделен не был никто. Труппа – 49 человек, все на виду у города, друг у друга.

Самая первая ролька – эпизод, солдатик-часовой караулил Радищева по дороге в сибирскую ссылку в пьесе местного автора «Сын Отечества». Надели на меня мундир, а из воротника торчит тонкая юношеская шея… Думаю, надо бы её замотать шарфом, что ли? Ведь Сибирь, холодно… Замотал, попробовал свои немногие реплики говорить осипшим от «сибирских морозов» голосом, и сразу стало легко, интересно, появился юмор, благо и партнершей по эпизоду была знаменитая Анна Николаевна Стрижова. Вот с ней-то и общался косноязычно мой страж в таком примерно стиле: «Ты, баба, того, етого…» и т.п. Как говорится – смех в зале… ну и одобрение за кулисами. Сделан первый шаг, не упал. Скоро пойдем на более длинную дистанцию. Удачно проскочил еще пару-тройку ролей в пьесах с названиями вроде «Девицы-красавицы», «Несчастный случай», и вот, как говорится, козырная карта – пьеса Арбузова «Годы странствий», и я – Ведерников. Ставит новый главный режиссёр Николай Автономович Бондарев, приехал из Владивостока, с репутацией очень крепкого, опытного, с отличным нюхом на правду сценическую, на быт режиссёра. Все-таки у меня было ощущение, что роль эту я получил случайно. Должен был играть другой актёр, более опытный, но что-то там между ними произошло, какая-то кошка пробежала, я не выяснял. И вот, как говорится, сбывается мечта поэта – первая роль, настоящая по глубине, по масштабу, по разнообразию, по обаянию, по содержанию – Шура Ведерников. До сих пор ёкает сердце при одном упоминании названия пьесы. На генеральную приезжал Арбузов – что-то говорил, по своей привычке покачиваясь с носков на пятки, но что говорил, я не помню. Конечно, спектакль еще не родился, у меня было одно желание – лишь бы не ругал. Так, кажется, и было. Как-то, размышляя о природе арбузовских персонажей, догадался, что всем им присуще одно любопытное качество – в каждом из них есть некая изюминка, есть игра, они не до конца серьезны, что ли, внешне более легкомысленны. Да и сам Алексей Николаевич был человеком лёгким – на улыбке, на лукавстве, кажется, был замешен его характер, его талант, а ведь персонажи его пьес сродни ему. Мы не один сезон играли этот спектакль, каждый раз вкладывая в свою игру всю любовь к этой истории, разыгравшейся между Шурой и его женой Люсей Ведерниковой, которую играла поразительная артистка Ливия Васильевна Шутова. Мы вместе играли много потом: она – Комиссар, я – Алексей в «Оптимистической трагедии», она – Лариса, я – Карандышев в «Бесприданнице», она – Анечка, я – Часовников в «Океане», она – Нила, я – Фёдор в «Барабанщице» и т.д. Актрисы такой искренности, глубины отдачи, обаяния, такой партнёрши я уж больше не встречал, а партнёрство в течение этих саратовских годов странствий, на сцене нашего театра, можно назвать счастьем актёрским, человеческим, это факт бесспорный. А как город любил её… В театральной кассе обязательно звучал вопрос: «Шутова играет?» И этим сказано всё.

Людмила Гришина и Юрий Каюров. 1966 год. Спектакль «Заглянуть в колодец»
Людмила Гришина и Юрий Каюров
1966 год
Спектакль «Заглянуть в колодец»

Елизавета Максимовна Бондарева – драматург, жена главного режиссёра. «Соперницы», «Хрустальный ключ», «Чайки над морем», «Друзья мои» – вот пьесы, ею написанные, Бондаревым поставленные, нами сыгранные по 100 и больше раз каждая. А что? Публика ходила и ходила в наш театр, никто силой не загонял, сильным был состав труппы: Степан Михайлович Муратов, Степан Петрович Ожигин, Арк. Высоцкий, Н. Гурская. Дора Степурина, Вацлав Дворжецкий, Александр Аркадьевич Колобаев, Георгий Иванович Сальников, Анна Николаевна Стрижова, Павел Александрович Карганов, Ливия Васильевна Шутова, Щукин и другие – это актёры редкие, редчайшие. Саратову просто повезло, что жили и работали в нем такие прекрасные, яркие мастера. Ну и, конечно же, Н. Бондарев, опытный капитан этого мощного корабля, который мог пускаться в любое плавание, не боясь напороться на подводные рифы. (Я ведь до института служил матросом на «Авроре», отсюда и морская терминология).

Театр – корабль… И он должен плыть. Почему-то и Малый театр ассоциируется у меня с тяжелым, непотопляемым дредноутом. Да, корабль, и у него должен быть капитан. Наш саратовский капитан, Николай Автономович, ушел однажды служить «на другой флот», к нам пришел новый, ну и, как это часто бывает, не заладилось. А тут кино увело меня из театра на целую зиму, а когда вернулся в мае 1965 года домой, то театра старого, моего боевого корабля, постройки 1859 года, на месте уже не было – он открыл кингстоны и ушел на дно, выбросив, вероятно, перед гибелью сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь…» Постоял я на месте его гибели, где только прах кирпичный от фундамента остался, постоял, вспомнил, что ведь 12 лет! Двенадцать, изо дня в день – сюда. Какие драмы разыгрывались на этих подмостках, какие страсти рядом с ними, сколько отдано этому дому, которого теперь нет. На его месте будет новый, придут в него другие, повторится ли наша жизнь в них? Вероятно, в чем-то будет по-другому, иначе, лучше, наверное, но чувства, мысли, мечты, желания, все, что мы зовем своим делом и что составляет суть его, останутся ли? Повторятся? Пока на этом месте строили современную стекляшку, мы играли в клубе погранучилища, в зале, мало приспособленном для контакта со зрителем – деревянные сиденья, гулкая акустика, неуют сцены и зала, приходилось преодолевать и эти барьеры. Сыграли мы там «Физики и лирики», «День тишины» Шатрова, «Затейник» Розова, играли еще и многое иное, вроде «Марии Стюарт», но я уже готовился к уходу в другой театр. Еще три года к тем двенадцати проходили в поиске места – был неполный сезон в Воронеже, у Монастырского, успел там сыграть короля Карла в «Жаворонке» Ануя, но к весне вернулся домой. Какая разница – Саратов, Воронеж, Куйбышев?

Юрий Каюров
Юрий Каюров

Тем не менее в Театре имени Карла Маркса еще возникало нечто достойное, и нам не стыдно было показать свой «товар» и в Риге, и во Львове, и в Москве. А уж свою-то Саратовскую область изъездили вдоль и поперек, бывало, каждое лето на целый месяц отправлялись обслуживать сельского зрителя. Иной раз приедешь в деревню, а там и клуба нет, и спектакль наш играем на земле, в свете фар, в мелькании мотыльков и комарином писке, это уже когда коров подоят и стемнеет. Играли мы им про их жизнь, что-нибудь вроде «Соперниц», эту смешную историю, при полном внимании уставших за день людей, и далеких, чуть мерцающих звезд на темном ночном небе. Какое чувство удовлетворения испытывали мы, проделывая эту ночную веселую работу для тех, кто заслуживал, безусловно же, большего, но удовольствовался и этим малым. А ночные полынные запахи в заволжских степях, а парное молоко с горбушкой хлеба, а обветренные, до кирпичного цвета прокаленные лица людей, которые живут и всю жизнь работают на этой земле, довольствуясь таким малым, по нашему городскому счету, и дающих так много другим, – разве все это забудется? Мой Ведерников в сцене на военной переправе, жалея об уходящем времени, спрашивает: «Куда уходят дни, сержант?» Тот отвечает: «А куда им уходить? Они тут, при нас. Хорошо прожитый день и после нашей смерти жив остается». Наверное, эти люди в саратовском Заволжье не задавались вопросом об уходящих днях. У них существует еще и такое понятие, как «Хорошо прожитый день – год кормит». И когда говорят, что мы в долгу перед нашим зрителем, мне кажется, что перед таким зрителем мы действительно в долгу. Только платить этот долг надо не на словах, а конкретно – приехать к ним, и не наспех, пожить, поработать, своей профессией, своим делом порадовать, уж как они за это благодарны бывают… На следующее жаркое лето опять едем еще дальше, в степь, где миражи гуляют, сам видел цветущие оазисы в колеблющейся голубой дымке. Удивительно, но никто от этой работы не страдал. Даже такая «столичная штучка», как Нина Алисова, она работала в Саратове сезона два-три, играла вечную свою Ларису из «Бесприданницы», и еще что-то. Поехали мы с концертами по полевым станам, далеко, чуть не к казахстанским степям, верблюдов, во всяком случае, видели: и она, звезда экрана, ни разу не пискнула по поводу неудобств, жары, отсутствия воды или еще чего-нибудь. И мы честно платили свой долг, и пока еще нет ощущения, что мы его выплатили, эта работа не кончится, пока там пашут и сеют.

В Саратов я вернулся актёром, сыгравшим в кино В.И. Ленина. Фильм назывался «В начале века». Популярность моя в этом городе сразу подскочила на несколько градусов. Пошли встречи в школах, институтах, рассказы о съемках. И только, видимо, никакого впечатления этот факт не произвел на любимого моего главного режиссёра Н.А. Бондарева. При распределении ролей в пьесе Погодина «Третья, Патетическая» я получаю роль рабочего в картузе набок. Когда В.И. Ленин приходит на завод и идет по красной ковровой дорожке, мой персонаж произносит: «А у рабочего человека и клеенки постелить на стол нет!» И всё.

Поставить меня в массовую сцену было, пожалуй, жестоковато по отношению ко мне. Только потом я оценил всю мудрость этого поступка, великий педагогический акт. И сейчас, из такого далека, я продолжаю помнить это и мысленно благодарить своего Учителя. Потом были большие роли в театре, обида забылась, не забылась только и не забудется моя первая встреча с моим первым театром, кинематографом, потом будут встречи другие…

Юрий Каюров

При подготовке статьи использованы материалы сайта Культура-Портал

Страница будет пополняться…



   Copyright © 2006-2011 Василий Зимин, Станислав Авдеев. Дизайн – AnastAsia Komnazki.

Яндекс.Метрика